Время лгать и праздновать - Страница 1

К оглавлению

1
...

Скупость подающего золотит копейку.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

По здравом размышлении — стоит ли перебивать сон и портить настроение ближним — Мятлев и второй пилот подались в служебную гостиницу, а Нерецкой и бортмеханик Митенька уехали домой, на что у каждого из них был свой резон.

— Мне чем позже, тем лучше — не видать, как жена скосоротится. Такой у нее условный рефлекс на меня. Все слова выдала, теперь мордой изображает, что я дерьмо, а не отец семейства — третий год квартиру выбиваю… Глядит, как придурку аплодирует. Дочку на руки возьму — кривится, галстук примеряю, глядь — снова рожу перекосила, шахматный этюдик присяду решить — та же реакция. Заклинило. С виду баба как баба, рожать умеет, а возле нее дышать нечем…

Грузный, толстоплечий мямля, из тех, что поставь — стоит, положи — лежит, Митенька сидел напротив Нерецкого в позе потерпевшего поражение атлета-тяжеловеса и, плачась на житье, неотрывно глядел в темное окно вагона, как бы опасаясь, что его невеселое душевное состояние могут усугубить приметы сострадания на лице слушателя. Вся его большая понурая фигура не оставляла сомнений, что бедолаге и в самом деле плеснули какой-то редкой пакости из котла судеб человеческих… Но нельзя же совать полученное варево под нос встречному-поперечному на том основании, что оно несъедобно!..

Нерецкой терпеть не мог откровений на тему семейных неурядиц, устных и печатных. Они напоминали ему густой едучий дым от мусорных куч, сжигаемых во дворе по понедельникам: гарь и вонь от всего, что в них истлевало, расползались по окнам домов и физиономиям прохожих длинным матерным посланием дворника белому свету вообще и его обитателям в частности.

«Доконает он меня», — думал Нерецкой, измученный адской жарой степного Поволжья, откуда они вернулись после шести дней ожидания обратного груза. И ладно бы только жара: в тамошнем городке живут без воды по двадцати часов в сутки! Днем в добела вылинявшем небе божьей карой висит нещадное солнце, ночью духота, бессонница и неотвязное, изматывающее ощущение неопрятности. Еще и теперь, в получасе езды до дому, не верилось, что его ждет душ, чистое белье и прохладный воздух дождливой ночи из распахнутого окна, что наконец можно будет выспаться, не натягивая на подушку собственную сорочку — дабы приглушить тошнотворный запах стирального порошка от непрополощенных наволочек.

«Ему выходить на третьей остановке… Нет, кажется, на четвертой. Две проехали…» — косил в окно Нерецкой.

— Дня бы не жил — детишки… Из-за них тянет домой, а как вспомнишь, с женой спать под одним одеялом, веришь — выть хочется!..

Сморозив анекдотное, Митенька вымученно улыбнулся и сконфуженно помолчал. Но, убедившись, что Нерецкому не смешно, что он понимает как надо, из признательности заговорил с еще большим расположением:

— Не поверишь, я ее из деревни привез… Видал идиота?.. Между прочим, из тех краев, где мы загорали… Я тогда в КБ трудился, а там куда командировка, холостых в первую очередь. Ты неделю пожил, а представь — лето напролет?.. Да мошка по июль!.. Одно спасение, Волга рядом. Ну а как арбузы пойдут, так вообще!.. Мы с другом всякий раз у старухи бобылки квартировали — из-за погреба: доверху арбузами заваливали!.. Придешь по жаре на обед, нырь в подпол и век бы не вылезал!..

Митенька ожил. Задвигались только что бессильно лежавшие на коленях тяжелые руки. Он или забыл, с чего начал, или не хотел смешивать постылое настоящее с милым сердцу прошлым. На лице появилась слабая, словно бы виноватая улыбка.

— Но главная забава — рыбалка!.. По выходным всем гомозом на грузовик и — километров за тридцать!.. Хозяйством обрастали не хуже заправских рыбарей — лодки, моторки, палатки, спальные мешки, не говоря уже о ловчей приладе — лески там, удочки. С кем ни заговори, одна рыба на уме, работа вроде сбоку припека — чуть не помеха. В такой вкус вошли — жереха в локоть за мелочь почитали!.. И допрыгались… — Митенька благодушно качнул объемистым животом в беззвучном смехе. — Моего ведущего, Сизова-Пехорского, севрюга утопила!.. Вообще-то он был просто Сизов, да как-то по пьяному делу сверзился на «Москвиче» в речку Пехорку, ему и присвоили прибавку. Тянуло ханурика к воде… А как вышло. Рыбачили нелегально, по ночам, и выпивку берегли к утру, чтоб под ушицу, а он не утерпел, с вечера приложился!.. Его и в сон клонит, спасу нет, и рыбку жаль упустить, что делать?.. Так он леской обвязался. Мол, рыбка дернет, я и проснусь. Надо же — сообразил. Рыбка-то с крокодила, и леска будь здоров — быка можно заарканить! Слышим, после двенадцати кто-то заблажил и сразу смолк!.. Ночь темная, глаз коли, один от другого сидим порядочно, у каждого в голове рыбачья фантазия, ну и подумали, кому-то подвалило — крупную подцепил, даже взревел на радостях!.. А как рассвело — мать честная! Ведущего нема!.. Вещички тут, початая пол-литра у воды — на предмет охлаждения, короче — калоши как новые, а сам всмятку!.. Таскали нас после той рыбалки!..

Увлекшись, Митенька чуть не прозевал свою остановку — вскочил, когда поезд распахнул двери. Затенив ладонью блеск оконного стекла, Нерецкой поискал его на платформе, чтобы отозваться, если тот махнет рукой, но сначала ничего не увидел, потом в свете фонаря замелькали бегущие к поезду пестро одетые молодые люди… Он сидел в заднем вагоне и, мысленно прикинув расстояние от бегущих до конца поезда, решил — успеют. И как пообещал: несколько секунд прожил в беспокойном ожидании, пока не услышал топот, смех, галдеж.

1