Время лгать и праздновать - Страница 26

— Мы незнакомы…

— Андрей Александрович!.. — Он представился таким голосом, каким говорят: «Это совсем не то, что вам нужно». Неуклюжая попытка отстраниться от продолжения беседы. Не тут-то было.

— Мы с Романом Гавриловичем старые друзья… — Кажется, она решила объяснить Курослепову немоту особенностями их дружбы и с минуту давила из себя самые разнообразные приметы их замечательных отношений — пока Нерецкой не понял, что, обратившись к нему, дама окольным путем вознамерилась пробудить в Курослепе добрые чувства. Но тот продолжал сидеть, как сфинкс. Его немота действовала даже на Нерецкого. Плюнь наконец дама, обзови «старого друга» свиньей и уберись прочь — всем стало бы легче. Но она и не думала уходить, хотя сильно потускневшая улыбка едва держалась на ее тяжелом щекастом лице, просто висела на волоске.

Не отрываясь от нее и одновременно пренебрегая тем, что она его слышит, Курослеп отомкнул уста:

— Что делается!.. Лариса Константиновна не может пройти мимо и не поздороваться — такая у нее ко мне симпатия!.. И знаешь почему?.. Она имеет точные сведения, что я был у ее супруга, спекулянта и взяточника, вроде доверенного лица!.. Увидит меня, и перед ней встает супруг — как живой!.. Это очень волнительно. Так волнительно, что, когда она подходит ко мне на улице — чтобы выразить свою симпатию, — мне от волнения хочется бежать в милицию.

Щеки опали, дама перестала улыбаться, и немедленно проступило ее подлинное настроение: сверкающие глаза выдавали такой накал злобы, остудить который можно было не иначе, как хватив Курослепа пустой бутылкой по голове. И что-то в этом духе назревало — помешали Нинель с Манечкой. Мокролицые, с покрасневшими носами, они едва донесли до стола бутылку игристого и свое возбуждение. Стоило им присесть, оказаться на глазах Курослепа, и на них «напал смехунчик»: скажут слово и заливаются. И конца не видно.

— Веньку встрели, который Воро… Ой, не могу!.. У меня, грит, фамилия греческая!.. Воро… Вородис!.. А он Сидоров! Написал задом наперед!.. Ой, Мань!.. Ехал грека через реку!.. А в реке Сидоров!.. Раком!.. Ой, Мань, помру!..

На веселье потянулись плохо выбритые и небрежно одетые, но общительные люди. Одни в надежде, что им нальют, другие не надеялись — наливали сами и, не находя слов, признательно матерились. Размягченную смехом Манечку все плотнее притискивало к Нерецкому. Сквозь белесо-голубое на ней обильно просвечивало телесное. От рыжей прически стойко несло макаронами в томате. «Хватит нетронутой природы, пора отступать к цивилизации».

— Так и пошел?.. — В голосе Манечки звучало недоумение.

Возле буфета кто-то толстый и белый в сильных выражениях грозился вытурить всех из помещения. Что побудило администрацию прибегнуть к радикальным мерам, Нерецкой так и не узнал. Он вышел на улицу, где была ночь и моросил дождь.

— Замухра несчастная!.. — взорвалось совсем рядом.

Это разряжалась Лариса Константиновна. Произношение не оставляло сомнений: несмотря на тяжелые сумки, она не почла бы за труд прихватить и Курослепа — с условием держать его за горло.

— Недомерок паршивый!.. — Убедившись, что Нерецкой слушает, она прошлась и по нему, наскоро смягчив голос укоризной: — Можно подумать, вам не с кем провести время!.. Интересный молодой человек, на самолете работаете, а связались я не знаю с кем!..

И тут ручка одной из сумок беззвучно оборвалась, сумка плюхнулась на асфальт, из нее как живые выскочили сосиски, бросились в лужу и поплыли. Оборвав матерщину на полуслове, Лариса Константиновна протянула Нерецкому вторую сумку:

— Чтоб тебе… Подержите минутку, а?..

Минуткой дело не обошлось. Сумку с порванной ручкой можно было держать только обеими руками, и Нерецкому пришлось нести вторую.

— Мне на Береговую, вам нет?.. На Сибирскую?.. Это где «Дворянское гнездо»?.. Можно сказать, по пути…

Выходило совсем не по пути, однако ему не мешало пройтись, он так и сказал, дабы удешевить цену услуги… Но очень скоро убедился, что такого рода участие совсем не обременяет ее совесть. Так ведут себя люди, чересчур многое в жизни получающие задарма.

После недолгого молчания, заполненного сопением Ларисы Константиновны и звуками шагов, она вернулась к основной теме:

— Таких сволочей надо поискать!..

— Неужели?..

— Верьте мне, я знаю, что говорю!.. Он же был замом у моего мужа… Ну. Тогда ходил на полусогнутых — особенно как начали строить кооперативный дом! Я же была председателем!.. А теперь я для него тьфу, ничто!..

— По-моему, он вообще не любит цивилизованных женщин.

— Что? Не любит женщин?.. Это он вам сказал?.. Мамочки мои!.. — Кругло раскрыв рот, она запрокинула голову, насколько позволила толстая шея, и дважды презрительно охнула-хохотнула. — Кишки можно порвать!.. Шаргин прикидывается моськой, которая бежит последней!.. Знаете, когда у собак э т о начинается, за сучкой бежит целый кросс. Сперва большие, потом средние, а в конце какой-нибудь крысенок трусится и сам не знает зачем. Так ваш Роман только с виду в этом кроссе последний, а на самом деле с тех, кто побывал в его квартире, можно собрать хороший бордель!.. — Она перевела дух. — А я, дура, надеялась, думала, поможет найти место получше химчистки. Держи карман… Нет, не имеешь, что дать, или родни, никакая сволочь для тебя пальцем не пошевельнет… Был у нас родственник, и тот с закидоном. Брат мужа. Заведовал фотосалоном. Не человек, а ходячий анекдот… Люди, когда заболеют, ищут хорошего врача, а как у него здоровье пошатнулось, так появился психический хобий — заиметь место на престижном кладбище. А? Бегал по начальству — показывал вырезку из газеты, где написано, что он культурный работник. Нашел об чем заботиться, старый осел!.. Подумаешь — квартира в новом доме!.. Так это еще не все! Он себе памятник заготовил, в сарае спрятал: одну цифру пробить, и готово. Со своим багажом переселялся. А как загнулся — я как раз к мужу ездила — его сначала сунули в крематорий, потом вспомнили о памятнике… Спасибо, помог моей дочке заиметь профессию… Она ретушер, знаете, да?.. О зарплате не спрашивайте, но работа как раз для нее. Она в детстве перенесла менингит, были осложнения — давление внутри черепка; умственные нагрузки и всякий шум противопоказаны, получаются головные боли. Или в сон тянет… Если не повезет, так не повезет!.. Парень у нее был, музыкант, на скрипке учился — считали женихом. А как мужа взяли, дача полетела, машина полетела, обстановка, считай, тоже, так от того скрипача один смычок остался. Он же не дурак!..